ЭКОНОМИКА ПРОТИВ ЭКОНОМИКИ

 

Adaptation en langue russe, par Alexandre Douguine, de quelques extraits d'une conférence sur l'économie, prononcée par Robert Steuckers à la tribune de l'Université d'été du GRECE (Roquefavour, 1992). Cette adaptation est parue en 1994 dans la revue moscovite Наш Современник

А.Дугин

Консервативная революция,М., 1994 | Русская Вещь, М.,2001

ЭКОНОМИКА ПРОТИВ ЭКОНОМИКИ

Ничто, пожалуй, не обсуждается в нашем обществе с такой страстностью и с таким пылом, как экономические проекты. В дискуссии различные стороны употребляют целые блоки экономических терминов, ссылаются на различные концепции, намекают на те или иные школы экономической мысли. Но если внимательно приглядеться к ходу этой полемики, сразу станет очевидно, что почти никто и никогда не говорит всерьез об экономических первопринципах, никто и никогда не удосуживается показать более или менее ясно весь спектр существующих альтернатив. За доминацией марксистского подхода во вчерашнем обществе, последовала доминация либерального подхода, хотя, на самом деле, либеральная, рыночная экономика является далеко не единственной альтернативой марксизму. Поэтому нам представляется совершенно необходимым сделать краткий обзор экономических проектов без всякой предвзятости, не стараясь никого убедить в своей правоте. Объективность в определенных обстоятельствах бывает красноречивее пропаганды. 

Сразу оговорим, что в нашем исследовании мы будем в основном опираться на курс лекций по экономике, прочитанный в летнем университете ГРЕСЕ во Франции бельгийским социологом, политологом и экономистом Робером Стойкерсом. Это, однако, отнюдь не означает, что мы не будем привлекать других источников, избегая при этом подробных цитат, чтобы не утяжелять и так довольно концентрированного текста.

“Метафора Часов”

Первые чисто экономические доктрины стали складываться в 18-ом веке, причем это происходило в интеллектуальном контексте философии “рационализма”. Заметим, что в это время “рациональным” считалось только то, что можно было описать в терминологии механических законов  — “рациональное” и “объяснимое механическим образом” просто совпадало. Формулой, точнее всего определявшей эту эпоху, была знаменитая “метафора часов”, согласно которой вся Вселенная и все ее части, включая и человеческое общество, могут быть уподоблены часовому механизму. Особенно популярна эта метафора была в приложении к государству. Все части “механизма” были принципиально заменимы, их общее число строго известно, принцип и цель функционирования не вызывали никаких сомнений. Единственной проблемой, которая стояла перед “рационалистами”-”часовщиками”, была проблема наиболее эффективного и четкого функционирования “общества часового типа”. В постоянном усовершенствовании “социального механизма” состояла задача людей прогресса, оптимистов и инженеров. 
Социальный рационализм нашел свое наиболее полное выражение в трудах таких философов, как Джон Локк и Бернар де Мандевилль. Два этих мыслителя фактически сформулировали такое представление о человеке, в котором он представляет собой тип чистого эгоиста, лишенного качественной традиционной, исторической и национальной памяти, не связанного никакими органическими и естественнами узами с общественной стихией и действующего лишь для удовлетворения своих индивидуалистических и чисто меркантильных запросов. Индивидуум Локка и Мандевиля был некоей “вещью в себе”, центральной и основной фигурой социальной реальности, не имеющей ни над собой, ни рядом с собой никаких высших сверхиндивидуальных или просто внеиндивидуальных ценностей. Общество мыслилось этими философами как простое и механическое суммирование “эгоистических индивидуумов”, не имеющее поэтому никаких особых качественных и самостоятельных характеристик. “Метафора часов” применима к обществу в полной мере. Общество мыслится как составной механизм, как агрегат, как искусственная конструкция, состоящая из атомарных, автономных и дискретных частей — “эгоистических индивидуумов” в погоне за личным благосостоянием. 
Как бы далеко современные западные либеральные теоретики ни ушли от примитивной откровенности Локка и Мандевиля, за всеми утонченными построениями скрывается именно эта убежденность, именно такое понимание природы общества и индивидуума, именно этот “инженерский оптимизм”, составляющие совокупно основы либерального миовоззрения, либеральной идеологии. 
Отец классической либеральной экономической теории Адам Смит был учеником именно этих философов, и практически все его чисто экономические построения основываются на “механическом” понимании общества, на “метафоре часов”, на убежденности в совершенной автономности индивидуума и уверенности, что главным мотивом всех его социальных действий является стремление к удовлетворению своих личных потребностей, стремление к потреблению. 
Когда сторонники либеральной модели экономики утверждают, будто они стоят вне идеологии, что их интересуют только чисто экономические аспекты, они сознательно или бессознательно скрывают тот факт, что теориям либеральной экономики с необходимостью предшествуют теории философии либерализма, утверждающие в центре своей сугубо философской системы тот или иной тип человека, то или иное понимание человеческих мотивов в социальной и экономической сфере. “Метафора часов” лежит в основе экономического либерализма как ее философское, идейное и почти “метафизическое” обоснование. Для всякого серьезного обсуждения той или иной экономической модели просто необходимо учитывать философскую и идеологическую подоплеку, формирующую в дальнейшем логику сугубо экономических утверждений. 

“Метафора дерева”

Уже в эпоху рационализма, однако, возникла интеллектуальная и философская оппозиция “метафоре часов”, т.е. представлению о человеке и обществе как сугубо механических, автономных и чисто количественных категориях. Ярче всего противоположная тенденция проявилась у Канта, Гете (в “Учении о красках”), Кольриджа и немецких романтиков. “Метафоре часов” они противоставляли “метафору дерева”, утверждая, что и человек и общество суть явления органические, а не механические, что они отнюдь не полностью описываются с помощью эгоистических, материальных параметров, что существует множество других “трансцендентных”, сверхиндивидуальных и сверхэгоистических факторов, которые не только оказывают огромное воздействие на субъекта, но подчас становятся решающими даже в вопросе экономического выбора. Романтики исходили из убежденности в невозможности произвольно менять общественные и государственные формы и структуры, как детали неживого механизма. Они полагали, что общество и индивидуум обусловлены множеством исторических, национальных, культурных, географических и т.д. факторов, которые являются качественными параметрами и заменить которые так же невозможно, как променять листья дерева или его кору. 
“Метафора дерева” как общее выражение особой органической идеологии легла в основу всех экономических проектов, противоположных либеральным моделям. Поэтому можно утверждать, что за экономическими спорами почти всегда стоят сугубо идеологические противоречия, смысл которых в самом общем приближении можно свести к противостоянию “метафоры часов” “метафоре дерева”. Как это ни странно, но и в сегодняшнем мире, определяя пути нашего экономического развития, мы, в сущности, сталкиваемся с тем же самым выбором, что и философы, жившие двести лет назад. 

Ортодоксы и еретики

Линия экономической науки, намеченная Адамом Смитом, линия экономического либерализма стала основной и доминирующей экономической моделью западного общества в последние двести лет. Таким образом, на практике “метафора часов” фактически одержала полную побуду и стала неоспоримой догмой капиталистической Системы. Однако современные либеральные экономисты признают еще две “ортодоксальные” модели, несколько отличные, но основывающиеся на той же самой идеологической базе — на “метафоре часов”. Этими двумя другими признанными направлениями экономической науки либералы считают марксизм и доктрину Кейнса, синтетически обобщающую классический либерализм и классический марксизм. Итак, “метафора часов” породила три основных течения в экономической теории, которые принято называть “ортодоксальными”: 
1) классический либерализм (Адам Смит) 2) марксизм 3)”кейнсианство”, доктрину Кейнса 
Какими бы различными ни были подходы этих трех ортодоксальных школ, имеющих, кроме того, множество частных вариаций, все они исходят из редукционистского, механистического отношения к индивидууму и обществу, все они оперируют с социально-экономическими абстракциями, лишенными качества, вынесенными за рамки конкретного контекста. Именно упрощенность и механический редукционизм классических экономических схем делает их столь популярными — ведь для того, чтобы понять их логику и разобраться в функционировании экономики рыночного типа, в либеральной экономике, не следует изучать никаких особых исторических, традиционных или национальных контекстов. Все здесь предельно упрощенно и стандартизировано. Все части “общества потребления” принципиально заменимы, все мотивы действий его членов кристалльно ясны, все нюансы поведения заведомо исчислены, предопределены и очевидны. Общество, основанное на “ортодоксальных” экономических моделях — не важно либеральных, марксистских или “кейнесианских”, — является наиболее простым в управлении и наиболее приспособленным для экспорта. А тот факт, что установление либеральной системы кладет конец особой неповторимой Истории народов, этносов, государств, наций или отдельных людей, не заботит экономических “ортодоксов”. Для них Истории не существует, “часы” не имеют личности, они имеют только различные модели, существование или несуществование которых определяется только их эффективностью и техническим совершенством (а также простотой в обращении). 
“Метафора дерева” была не только философской оппозицией рационализму. Она предопределила и альтернативные экономические теории, которые совокупно называют сегодня “неортодоксальными экономическими проектами”, а иногда презрительно  — “еретическими доктринами”. Несмотря на то, что эти экономические доктрины представляют собой как бы “экономическую оппозицию”, противостояющую в целом “ортодоксальному” подходу, они отнюдь не являются несостоятельными или химерическими проектами. Напротив, “неортодксальные” экономические теории составляют целую науку, обоснованную и полноценную, имеющую свои догмы, свои доктрины, свои интеллектуальные разработки, и даже различные конкурирующие между собой школы. Строго говоря, “неортодоксальная” экономика представляет собой фланг идеологической борьбы, которая намного превосходит чисто экономический уровень и является отражением высших идеологических сфер. 

Этапы развития либеральной доктрины

В 19-ом веке после Рикардо, чья доктрина — как и доктрина Дж. Сэя — стоит несколько в стороне от магистрального курса экономического либерализма, линия Адама Смита была продолжена, в первую очередь, теоретиками Венской школы, которые развили классические теории в гипер-индивидуалистическом ключе, выступая за ничем не ограниченный рынок, вплоть до отрицания целесообразности всех социально-политических институтов вообще. Некоторые предельные выводы теоретиков Венской школы — в частности, отрицание государства — поразительно напоминают идеи Маркса и его последователей, хотя пути, по которым либералы и коммунисты пришли к одинаковым результатам, весьма различны. Это совпадение, однако, не случайно, оставаясь в рамках “ортодоксальной” экономики, и либералы и Маркс с необходимостью имели дело с различными вариациями “метафоры часов”, т.е. сугубо материалистического, индивидуалистического и эгоистического понимания общества как чисто экономической реальности. Критика капитализма Марксом, несмотря на всю ее суровость, не ставила под сомнение превосходство чисто материальных аспектов жизни надо всеми остальными, и отношение Маркса к человеку было таким же количественным, механистическим и “техническим,” как и у классических либералов. — Маркс, так же как и последние, отрицал историческую, национальную, государственную, духовную специфику народов и наций; его коммунистический идеал отрицал всякие качественные различия, предполагал отмирание расовой и этнической специфики, наставивал на полной гомогенизацуии, космополитизации общества. Именно в силу принципиального согласия с основными экономическими постулатами либеральной идеологии, теоретики экономического либерализма и включают концепции Маркса в число “ортодоксальных”. 
От Венской школы магистральная линия либеральной мысли идет к таким экономистам, как Бем-Баверк и Менгер. Эту линию можно определить как “методологический индивидуализм”. Представители этого направления стремились доказать, что индивидуум в своей социальной роли не должен руководствоваться ничем, кроме личной “воли к потреблению”, а все остальные мотивы деятельности они стремились вынести за скобки. Учениками Бем-Баверка были такие экономисты, как фон Мизес и Хайек. Несколько отличной от них была Лозанская школа Валраса и Парето, разработавшая, в частности, важную для современной либеральной теории концепцию “экономического равновесия” рынка. И наконец, наиболее современной версией либеральной теории являются разработки американца Фридманна и его группы Чикаго бойз, а также макро-концепции француза Жака Аттали. 
Современное западное общество — особенно США и северно-европейские страны — почти полностью воплотили в жизнь классические экономические модели, основанные на теориях либерализма, но, одновременно, с учетом концепций Маркса, и особенно английского экономиста Кейнса. Намеченное на ближайшее время объединение Европы должно окончательно реализовать либеральную идею единого и гомогенного экономического пространства, лишенного государственных и национальных границ. Не так далека эта либеральная идиллия и от некоторых сторон коммунизма Маркса. 

История альтернативной экономической теории

Основателями альтернативной, “неортодоксальной” экономики были Фридрих Лист и Жан Сисмонди. Особенно показателен в нашем контексте именно немецкий теоретик Лист, разработавший концепцию “протекционизма” и обосновавший необходимость участия государства в экономической деятельности. Лист в философском контексте был прямым последователем немецкого философа-идеалиста Фихте, и поэтому можно сказать, что доктрина Фридриха Листа была экономическим воплощением идеального, “трансцендентного”, сверх-индивидуалистического понимания человека и общества. Лист был антиподом Адама Смита, который являлся выразителем философского “индивидуализма” и “механического рационализма” Локка. 
Концепции Листа и Сисмонди в значительной степени предопределили концепции Немецкой Исторической Школы, которая в 19-ом веке была синонимом всей “неортодоксальной” альтернативной экономической теории, так как в ней нашли свое выражение почти все аспекты органического, исторического, качественного, идеального и традиционного подхода к человеку и обществу. Немецкая Историческая Школа началась с публикации в 1843 году “Очерка” Вильгельма Рошера, в котором содержалась развернутая и аргументированная критика либерального подхода. Рошер, а позднее его последователи, отказывались считать индивидуума главной и центральной фигурой экономической реальности. Они настаивали на главенстве исторических, национальных, государственных и религиозных факторов при рассмотрении экономической структуры общества, и считали, что общество, будучи определенным скорее историческими, чем материально-потребительскими характеристиками, должно рассматриваться как органическое единство, как организм, как динамическое и живое существо, а не как механическая конструкция, созданная из автономных и самодостаточных индивидуумов-потребителей. Немецкая Историческая Школа считала, что “народ”, Volk, является самостоятельной и недробимой социальной и даже экономической величиной, и что государство должно считаться, в первую очередь, не с волей индивидуума, а с волей народа. 
За публикациями Рошера следуют книги Бруно Хильдербрандта и Карла Книса, которые развивают темы органической экономики и еще более радикализируют важность национального и народного фактора. Но самой яркой фигурой 19-го века в сфере альтерантивной экономики был, без сомнения, Густав Шмоллер, глава Младо-Исторической Школы, возникшей в 1870 году. Шмоллер подверг резкой критике сами принципы экономического либерализма, особенно подчеркивая при этом несостоятельность механицистских упрощений в концепциях Локка и Адама Смита. Шмоллер разоблачал подмену, заключенную в утверждении либералов о том, что основным мотивом человеческой деятельности является эгоизм. Шмоллер прекрасно показал, что в случае либеральных экономических теорий мы имеем дело не только с отдельной наукой — экономикой — но и с особой идеологией, которую он назвал “экономизмом”. Фактически Шмоллер впервые ясно показал, что экономические теории суть не что иное, как приложение “метафоры часов” или “метафоры дерева” к экономической сфере, и что, следовательно, экономическая наука не может претендовать на статус автономной и изолированной дисциплины, совершенно не зависимой от других политических, философских и религиозных доктрин. 
Теории Шмоллера были развиты позднее знаменитыми немецкими философами, экономистами и социологами Максом Вебером и Вернером Зомбартом. Вебер, в частности, аргументированно и подробно показал логику происхождения капиталистической экономики из “духа” протестантизма как религиозно-мистического феномена, окончательно доказав тем самым “неэкономическую” природу экономического мировоззрения, “экономизма. Идеи Вебера и Зомбарта были восприняты позже австрийским “неортодоксальным” экономистом Иозефом Шумпетером, который разработал особую синтетическую модель, в которой использовал определенные прикладные элементы либеральных теорий. Шумпетер, однако, оставался стороннком именно “еретиком”, так как его задачей было поставить элементы либеральных моделей Венской и Лозанской школ на службу “альтернативной”, нелиберальной экономике. После Вебера и Зомбарта, — развивших собственно социологический подход, который рассматривал экономические проблемы в глобальном контексте общества, понятого как некое органическое, историческое и духовное единство, не поддающееся анатомическому расчленению, — “альтернативная” экономика отличалась от “ортодоксального” классического либерального подхода еще и тем, что обязательно применяла социологический метод наряду с чисто экономическим анализом. 
Социологический подход к экономическим проблемам был характерен также для Торстейна Веблена, который вообще предложил отказаться от концепции “homo economicus”(“человека экономического”), — центральной концепции всех либеральных и марксистских экономических доктрин — и начать использовать исключительно концепцию “homo sociologicus”(“человека социологического”). 
Теории Веблена в значительной степени повлияли на известного экономиста Джона Кеннета Гэлбрейта, который, хотя и не может быть до конца причислен к “неортодоксальной” линии экономистов, все же предельно далек и от классических школ. Доктрина Гэлбрейта находится на границе между “кейнесианством” и социо-экономическими теориями Веблена. Гэлбрейт разоблачил различные формы мистификации, используемые в современном капиталистическом обществе, показал, что за иллюзией верховенства потребительских интересов стоит на самом деле жесткая и отчужденная воля “техноструктуры”, диктующая индивидуумам, что и сколько потреблять. Концепции Гэлбрейта были использованы многими критиками современного капиталистического общества — Роже Гароди, Анри Лефевром, Гийомом Файем и т.д. 
Наконец, наиболее выдающимся представителем альтерантивной экономической мысли можно назвать ученика Шумпетера француза Франсуа Перру, который провел титаническую работу по исследованию динамики социальных систем с учетом комплексных экономических, политических и исторических факторов. Концепция Перру получила название “теории динамики структур”. Перру блестяще показал, что в реальной жизни примат политики над экономикой не только полезен, но и неизбежен, а кроме того, что он всегда существует, независимо от того признает ли это данная власть или нет. Перру детально разобрал аргументацию неолибералов, вскрыв ее несостоятельность и нелогичность на чисто логическом и теоретическом уровне. Франсуа Перру не только проанализировал современную экономическую ситуацию, отбросив упрощенческую оптику “метафоры часов”, но и наметил с позиций альтернативной экономики перспективы нелиберального развития, предсказал скорый и катастрофический кризис всей либеральной экономической системы. В работах Перру много места отведено экологическим и биологическим факторам, а также гео-политическим и этническим категориям, чье влияние, согласно “неортодоксальной” экономической теории, подчас является не только чрезвычайнго важным, но и решающим. 

Выбор Дерева

Мы в самых общих чертах обрисовали контуры двух экономических подходов, каждый из которых имеет множество вариантов, ньюансов, разновидностей, типов и т.д. Нам хотелось подчеркнуть две вещи: 

1) Во-первых, экономические доктрины являются отражением философских теорий, приложением некоторых общих интеллектуальных и духовных принципов к экономическому уровню общества, а не являются самостоятельными и автономными дисциплинами, наделенными автономной логикой. Поэтому за выбором той или иной экономической модели неявно скрыт более глубокий, чисто метафизический выбор — выбор между “метафорой часов” и “метафорой дерева”, между “живым” и “неживым” космосом, между пониманием “человека” как цели всех вещей и пониманием человека как средства для чего-то более великого, более духовного и более возвышенного чем он сам.

2) Во-вторых, альтернативная “неортодоксальная” экономика не является анархическим и нигилистическим, отвлеченно романтическим утопизмом, чья критика либерализма безответственна и чьи теории заведомо маргинальны. Нет, традиция альтернативной экономики является интеллектуально полноценной, она имеет множество исторических школ и среди ее представителей есть гениальные и в высшей степени серьезные ученые, социологи, экономисты, философы и т.д., чей авторитет не смеют оспаривать даже их либеральные и “ортодоксальные” противники. 

Сегодня мы все чаще слышим высказывание: “к экономике надо подходить только с экономическими мерками”. Это казалось бы очевидное, даже тавтологическое высказывание, на самом деле является абсолютной ложью. Экономика — это продолжение политики, идеологии, даже в том случае, если это на словах отрицается. И более того, те, кто выбирают “метафору часов” очень не любят признавать это и во всеуслышание заявлять о своем выборе. Это особенно характерно для тех обществ, где индивидуализм является довольно случайным и исключительным явлением (а именно так обстоит дело с русским обществом), и поэтому откровенность либералов вполне вероятно может окончиться их полным неприятием и отторжением. Но все же это не дает им никакого права на ложь. К  экономике надо   подходить  только  с  политическими  и  идеологическими мерками. Экономика — это сфера глобального противостояния, равно как и все другие уровни общественной и политической жизни. Здесь, как и везде, выбор конечной цели определяется с чисто духовных или анти-духовных позиций.
В заключение хочется сказать всем тем, кто интуитивно или сознательно выбирает “метафору дерева”, — всем “нашим”: у нас есть стройная и продуманная экономическая доктрина свободная как от марксистской, так и либерально-капиталистической догматики. Альтернативная, “неортодоксальная” экономика — это прекарсно работающая модель, как показали те исключительные периоды европейской истории — и особенно истории Германии, Италии, Испании, Португалии и т.д. — когда элементы альтернативной экономики удавалось хотя бы частично реализовывать на практике. Пора ясно сказать нашим противаникам — мы не мечтатели, наши доктрины реалистичны и продуманны, а если они все ориентированы, в первую очередь, на дух, на жизнь, на великие идеалы церкви, народа, нации, государства и справедливости, то это отнюдь не означает, что это химеры или несбыточные фантазии. Каждый, кто выбирает Дерево, символически выбирает Древо Жизни, Ось Мира, Сакральный Полюс Бытия.   

Статья написана в 1992 г., впервые опубликована в газете «Наш Современник»